Александр Чанцев
Родился в 1978. Японист, литературный критик, эссеист-культуролог. Закончил Институт стран Азии и Африки МГУ, стажировался в буддийском университете Рюкоку (Киото, Япония). Кандидат филологических наук, автор первой отечественной монографии о Юкио Мисиме. Автор шести книг, более 200 публикаций в российской и зарубежной периодике. Обозреватель сайтов «Частный корреспондент» и «Открытая критика». Произведения переведены на английский, японский, сербский и другие языки. Работает в сфере российско-японских отношений. Член ПЕН-центра, эксперт ООН.
Кабуки, гадюка и пиво не в счёт
(О книге: Оззи Осборн. Оззи. Все, что мне удалось вспомнить / Пер. с англ. А. Поповой. М.: Бомбора, 2018. 416 стр.)
Сказать, что Оззи откровенен, значит ничего не сказать. Он, приученный не только сценой, но несколькими сезонами MTV с реалити-шоу из своего дома, буквально выворачивает на страницах наизнанку свои внутренности. Обрезание в детстве («это было модно»), венерические болезни от групи, вазэктомия ради жены – пожалуйста, в деталях. Одно ведро в общей комнате, взрослые приключения в туалетах или навороченный японский унитаз в особняке сейчас (сам бы на себя не поставил в детстве, что так «поднимется») – извольте, в 3-, если не в 5D.
Оззи тут во всех ракурсах. И хронологических – от бедного послевоенного детства (известного по многим рок-био, что Боуи, что «роллингов», например) до президентского-люкса на нынешнем его Олимпе. И музыкальных, семейных, вкусовых, каких только не. Но едва ли не ярче его сценических нарядов (босые ноги, пижамная куртка и водопроводный кран на шее в начале карьеры) и выкрутасов вроде откушенной на сцене головы летучей мыши (мы узнаем бэкграунд – он решил, фанаты кинули игрушку) и уделанного ночью в женской одежде мемориала жертвам битвы за техасский Аламо (просто жена спрятала его одежду, чтобы он не пошёл за добавкой, вот и пришлось натянуть её вечернее платье!) – ипостаси его личности, грани характера.
Лейтмотив – Оззи свой в доску, простой, из низов, «без пафоса», в пабе со всеми пиво выпить – милейшее дело. И он не сатанист и никакой не поклонник чёрной магии – просто любит тяжёлые аккорды, жизнь в стиле панк (до изобретения оного) и говорить со сцены в песнях о своих личных демонах. И практикует то, что у нас называют юродством, – так он «включал клоуна» в школе перед хулиганами (засмеются и подружатся), подростком в тюрьме (попался на краже… детских трусиков, в темноте дело было). И всех оправдывает – отца, мать (из-за денег и славы Оззи разошлись было), судившихся с ним бывших участников группы («я считаю, что ненависть, блин, это пустая трата времени и сил. Какая от этого польза? Никакой! Не собираюсь облачаться в перья Архангела Гавриила, я просто считаю, если вы на кого-то разозлились, назовите его козлом, только не держите это в себе. Нам так мало отпущено», изрекает он с мудростью какого-нибудь БГ). Но как имя Лао-цзы переводится «старый ребенок», так и мудрость эта сильно приправлена живущим в нём ребенком-хулиганом: задник Кабуки на сцене, над публикой выезжает механическая рука, Оззи оседлал её и швыряет в толпу сырое мясо – «офигенное чувство!». Его прёт. Как и от вечных подколов в группе и вне: сбрить во сне брови, накормить священника кексом из отборного гашиша тут ещё самое невинное… Как и от рок-н-ролльного, скажем так, образа жизни, до которого – не то что нынешним Биберам, но и самым известным молодым рокерам рукой никак не подать – гадюки на той же сцене, совместный с Motley Crue дебош за ней, поджог поместья, себя (думал, сильная отрыжка с бодуна, а горело пузо… забросал одеялом, а в качестве нового одеяла оборвал шторы – горничная, правда, не оценила смекалки), своего сарая и расстрел куриц в оном («нужно же как-то расслабляться», в беседе с соседкой).
Но те времена прошли. И сейчас на сцене такого не учудишь, констатирует Оззи, и – кажется, в духе времени, политкорректности и своего семейного лайв-шоу на ТВ – часто очень извиняется, что был груб с первой женой («заберите, пожалуйста, вашего мужа, он мешает ходить» – в гостинице, когда вместо первой брачной ночи Оззи отключился в коридоре), скотиной со второй («как я поведу, у меня нет прав и я пьян!» – «ты пьян с 69-го года»), животным (из самолёта через таможенный контроль его часто предпочитали везти на коляске с приклеенным к груди скотчем паспортом, «что-то декларируете?» – «вот это») и овощем (обращение к нему его тестя, он же босс его студии звукозаписи).
Извиняется и – вспоминает дальше. Дживс и Вустер откладывают книгу и нервно стреляют у мистера Бина сигарету – они практически безработные:
«Да ладно, не притворяйся, Джон (настоящее имя Оззи. – А.Ч.). Ты поставил возле курятника знак “Oflag 14”. Знаю, что они не умеют читать, но сам понимаешь.
– Но это же шутка.
– Упреждающие выстрелы над их головами по утрам им тоже, вроде, не идут на пользу.
– Надо же их как-то держать в тонусе».
Насмеявшись в голос и дочитав автобиографию сильно позже, чем нужно было бы лечь, я всё же подумал, что хотел бы прочесть ещё, — этакое послесловие к этой книге. О том, что он на самом деле думает и как всех развёл, в очередной раз насмешил клоунадой. Ведь не мог же он просто так между тоннами кокса и 4 бутылками коньяка в день («пиво наверняка не считается, правда?») умудриться записать как минимум дюжину песен на все времена? Только ли с помощью жены («сам я в бумагах ничего не понимаю») смог стать мультипультимиллионером? Не умереть, не затеряться в водах Леты и алкоголя, остаться на первых полосах жёлтой прессы, на сцене, вершине хит-парадов? Проникнуться вот буддийской мудростью и поражать врачей («а почему вы еще живы?»), быть счастливым отцом и дедом семейства? Честно, загадка!
Но не для самого Оззи.
«Папа! – спрашивает однажды Джек. – Когда люди видят тебя по телеку, они смеются с тобой или над тобой?
Видимо, этот вопрос созрел уже давно.
– Знаешь что? – ответил я. – Мне все равно – главное, чтобы смеялись.
– Но почему, папа? Тебе нравится быть клоуном?
– Я всегда умел посмеяться над собой, Джек. Чувство юмора помогало мне выжить».
Воистину так. Поэтому жаль, что некоторые шутки все же тонут под грузом «креатива» от переводчиков-редакторов-корректоров. Так, главный сатанист современности Антон Шандор ЛаВей стал мимишным Антоном ЛяВи, сам Осборн «чувствует себя как Штирлиц под колпаком у Мюллера» (пойди догадайся, что там в оригинале) – а запятой в цитате нет, так их тут вообще больше нет, чем есть, будто перевод набивал сам Оззи с его дислексией… Ещё одна хохма в духе Оззи, одним словом.
